волокнистые ВЕЩЕСТВА. 1. Прядильное волокно и изделия из него

Группа волокнистых веществ обнимает собою огромное количество предметов, по внешнему виду весьма различных, но по основным признакам своей природы и технологическим свойствам имеющих глубокие родственные связи. Сюда относятся: 1) прядильные волокна, идущие на изготовление тканей, шнурков, тесьмы, веревок и т. п.; 2) кожа и пергамент; 3) дерево, 4) бумага, не составляющая самостоятельной категории, т. е. особого типа волокна, но столь тесно связанная с первой и третьей категориями и в то же время столь своеобразная по своим конечным свойствам, что заслуживает особого места в ряду изделий из волокнистых веществ.

Из четырех намеченных категорий особое внимание музееведов должно быть обращено на первую и последнюю, т. е. ткани и бумагу. Если литература по консервации и реставрации бумаги обширна и здесь достигнуты весьма серьезные результаты, то в отношении тканей дело обстоит совершенно иначе, и нам, советским ученым, принадлежит честь быть пионерами в этой области. Поэтому я считаю необходимым остановиться на данном случае несколько подробнее. Правда, несколько лет тому назад Музейное бюро при Лиге Наций (International office des Musees) провело анкету по всем крупнейшим музеям мира, кроме СССР, по вопросу о консервации и реставрации тканей.

Результаты этой анкеты были напечатаны в журнале «Mouseion», издаваемом этим Музейным бюро, выдержки из статьи были напечатаны в журнале «Советский музей» (в 1935 г.).

Просматривая эти статьи, читатель будет крайне поражен тем убожеством мыслей, которые положены и в организацию этой анкеты и тем более—в основу самих отчетов. Почти никто не перешагнул через самую элементарную эмпирику и только Кригер — консерватор Вашингтонского музея, кроме ответа на анкету, дал статью, в которой изложил свои взгляды на реставрацию и консервацию, да еще в Париже А. Федоровский — заведующий лабораторией музея этнографии — сделал несколько научных предпосылок, на которых может базироваться подобная работа.

Такое убожество мыслей можно объяснить только тем, что музейные ткани никогда не были предметом достаточного внимания с точки зрения реставрации и консервации.

Между тем, в наших музеях есть такие материалы, которые являются единственными в своем роде, больше нигде не представленными, имеющими мировую ценность. Так, в Эрмитаже хранятся ткани, полученные в результате замечательных раскопок в наших южных районах. В курганах были найдены образцы превосходных древнегреческих тканей, и среди них имеются такие, подобных которым больше нет ни в одном музее мира. Наиболее эффектные находки были сделаны в 1878—1879 гг. Сведения об этих находках были изданы в отчетах Археологической комиссии в 1881 г. Альбом, содержащий великолепное воспроизведение их, показывает, что действительно мы обладаем изумительными сокровищами.

В 1924—1925 гг. были проведены раскопки в Монголии знаменитым путешественником П. К. Козловым. В курганах, относящихся к первым столетиям нашей эры, были найдены в большом количестве ткани китайского происхождения уникального значения и местные гуннские ткани. Ничего равного им никогда и нигде не было найдено. Только с этих пор можно было говорить об истории китайского шелкового текстиля, настолько богаты были находки, полученные при раскопках в Монголии.

Когда ткани из раскопок Козлова были доставлены в Ленинград, они поступили в реставрацию и в очистку в Этнографический отдел Русского музея, ныне Музей этнографии. Перед этим в Ленинграде произошло огромное наводнение, залившее подвалы Этнографического отдела, где хранились десятки тысяч вещей, в том числе и ткани; все это было попорчено водой.

Для реставрации тканей при музее была организована особая мастерская, и с необычайной быстротой, с большим умением эти ткани были реставрированы (вымыты, очищены от грязи и т. д.). В эту же мастерскую поступили для реставрации ткани из раскопок Козлова. К великому сожалению, к ним были применены те же самые методы, что и к этнографическим тканям. Между тем, возраст этнографических тканей был 20, 30, самое большее 50 лет, тогда как возраст тканей из раскопок Козлова равнялся 2000 лет.

После очистки ткани были выставлены сначала в Географическом обществе, потом в Академии истории материальной культуры. Сначала все это казалось очень чистым и гладким, но когда были приглашены специалисты-текстильщики, то они констатировали, что от тканей почти ничего не осталось: испорчено волокно, смыты краски и только те ткани, которые не попали в реставрацию, могли дать представление об истинном виде как красок, так и волокна.

По этому поводу разгорелась жесточайшая дискуссия, было много разговоров и споров о том, как следует реставрировать и хранить эти ткани, и есть ли способы очистки и реставрации тканей вообще. Когда стали просматривать иностранную и нашу литературу, то оказалось, что ничего по этим вопросам в ней нет.

Существуют хорошие руководства (главным образом немецкие) по прачечному, по пятно-выводному делу, но это совсем иное. Казалось бы, практика¹ иностранных музеев могла бы нам кое-что дать в этом отношении, но коптские и сирийские (из Пальмиры) ткали, составляющие главное богатство заграничных музеев, благодаря условиям своего археологического существования, дошли до нас в великолепном состоянии и производят впечатление почти новых. Поэтому в отношении таких тканей, конечно, не могли быть применены те меры, которые необходимо провести в части очистки и реставрации тканей, пролежавших много сотен и даже тысячи лет в обыкновенной земле; монгольские же ткани находились даже в грязи, т. е. совершенно в иных условиях, чем коптские ткани.

Выработка новых методов реставрации и консервации тканей была поручена Институту археологической технологии; в Институте были организованы рабочие бригады по различным вопросам, были привлечены для консультации крупнейшие специалисты текстильного дела.

Руководство этими работами было возложено на меня.

Основным принципом всей работы было следующее: ни одного шага не предпринимать без тщательного изучения материала данной вещи, именно данной вещи индивидуально, а не вообще, потому что здесь была масса вещей различных по технике, по материалу, по своей окраске и т. д. Принцип изучения материала тканей прежде установки научно обоснованных методов очистки или консервации до сих пор остается основным, забывать этого не следует.

В статье Кригера, о котором было выше упомянуто, говорится, что только после изучения материала и его природы можно предпринимать какие бы то ни было меры по охране тканей, потому что без такого изучения мы вообще рискуем окончательно погубить все коллекции.

Некоторые из результатов работ Института по тканям были напечатаны в «Известиях» Академии истории материальной культуры — «Технологическое изучение тканей из раскопок Ноин-Ула», но весь раздел о реставрации и консервации остался не затронутым. Не возмещает пробела и выпуск материалов по методологии археологической технологии (К вопросу об очистке тканей, вып. VIII).

Итак, если мы имеем в музее текстильные материалы, мы должны быть в обращении с ними чрезвычайно внимательными и осторожными, потому что, к сожалению, печатного руководства по обработке их для музейных коллекций мы до сих пор не имеем.

Текстильные материалы создаются из волокна. Волокно может быть животного или растительного происхождения. Простейшими способами распознавания волокон растительного и животного происхождения являются следующие: 1) при сгорании шерсть и шелк дают характерный запах жженого рога, растительные — обычный дым без особого запаха; 2) на конце обгоревшего животного волокна образуется темная шишечка спекшегося белкового вещества, растительное волокно при сгорании обращается в незначительное количество золы светлосерого цвета, а обгоревшее волокно имеет обуглившийся заостренный конец.

Волокно животного происхождения — шерсть и шелк; растительного — главным образом лен и хлопок, но среди археологического материала встречается и волокно конопли, крапивы и др. По своей природе и животные и растительные волокна представляют коллоиды.

До сих пор мы имели дело с минеральным, неорганическим материалом, который обладает сравнительно очень высокой устойчивостью, в то время, как органические коллоиды по своей природе необычайно капризны и шатки.

Коллоидами, т. е. клееобразными веществами вообще называются вещества, способные выпадать из растворов в виде студня или желеобразного осадка. Такой осадок или вновь растворим в том же растворителе, — таков, например, желатин, столярный клей, гуммиарабик,— или нерастворим; таковы, в частности, волос, шелковина, волокно льна, хлопка и т. д. Они выработались из очень сложных коллоидальных растворов живого организма и представляют результат свертывания (коагуляции) этих растворов; это свертывание совершается в процессе жизни организма, будь то животное или растение.

Волокно отличается свойством поглощать воду и вообще жидкости. От этого поглощения оно набухает. Набухание может быть весьма различного свойства: например, при высушивании материал возвращается к прежнему состоянию, в то время как в других случаях, когда перейден какой-то предел набухания, возврата уже нет, набухание превращается в постоянное. Вслед за этим постоянным набуханием происходит уже усвоение воды более прочное, не механическое, а химическое, и волокно превращается в нечто новое, это нечто новое обладает новыми свойствами, отличными от свойств основного материала; большей частью оно обладает более низкими качествами, чем основной материал.

Если мы станем рассматривать различные сорта волокна, то, прежде всего, должны будем остановиться на шерсти, так как она составляет наиболее распространенный в древнее время материал для текстиля.

Шерсть представляет цилиндрическое тело, иногда трубочки с внутренним каналом. Этот канал бывает в большинстве случаев почти совсем незаметен; в некоторых сортах шерсти его вообще нет. Крайне типичным для шерсти является то, что цилиндрическое тело ее покрыто чешуйками. Благодаря этим чешуйкам создается очень своеобразное свойство — способность свойлачиваться, сваливаться. Чешуйки могут плотно прилегать друг к другу, но могут и топорщиться, несколько отходить друг от друга, что особенно содействует образованию войлока. По химическому составу шерстяное волокно состоит из ряда белковых веществ, почему ему свойственны те явления, которые вообще свойственны белковому веществу, в том числе разложение сложного белкового вещества при посредстве бактерий в менее сложные, или то, что называется гниением.

В противоположность шерсти, шелк дает совершенно гладкую сплошную нить, без малейших неровностей или шероховатостей, кроме того, что в некоторых местах бывают узелки, но их сравнительно немного. В разрезе волокно шелка представляет сплошной кружок без отверстия в середине или несколько вытянутую округло-угловатую фигуру. Такая угловатая фигура свойственна шелковине дикого шелкопряда, в то время как у культурного шелкопряда разрез шелковины совершенно круглый. Иногда это чрезвычайно полезно знать.

Дело в том, что мы изучаем текстильные материалы, как документ истории, как памятник определенного времени, как памятник определенной культуры. В тех тканях из коллекции Козлова, о которых я уже упоминал и которые характеризуют нам китайский текстиль времени начала н. э. или за одно-два столетия до н. э.,— в этих тканях оказалось присутствие шелковины полудикого шелкопряда, так как разрез нити давал угловато-округлую фигуру. Это свидетельствует о том, что в культуре Китая в это время уже развивается шелководство, как культурное предприятие, как занятие людей, направленное на отбор и селекцию шелкопряда. В это время уже не просто собирают коконы дикого червя, а воспитывают его. Зная это, мы совершенно иначе представляем себе и культуру Китая этого времени, чем представляли бы, не располагая такими данными.

И шелк и шерсть способны поглощать очень большое количество воды, причем, поглощая эту воду, они по внешности изменяются чрезвычайно мало, так что 30% воды, поглощенной шерстью, не вызывает даже никакого ощущения влажности на ощупь.

Всякое животное волокно выносит сравнительно хорошо действие разведенных кислот, но совершенно не выносят действия щелочей. Каждому известно из обихода, что шерстяные вещи нельзя вываривать в щелочной воде; получится просто клейкая густая масса.

Растительное волокно значительно отличается по своему строению от животного. Волокно льна обязательно имеет внутри канал. Такой же канал имеют и конопля, и крапива, ивсе другие волокна. Никакого строения чешуйками, как у шерсти, на льняном волокне нет, как нет и вообще на другом любом растительном волокне. Но имеется нечто другое, а именно сгибы, но характер их абсолютно иной, чем чешуек. В разрезе льняное волокно представляет довольно правильный многоугольник, в середине которого находится канал. Волокна конопли и крапивы имеют почти ту же структуру, только их многоугольники менее правильны и несколько иных размеров. Волокно растительного происхождения не выносит действия кислот и сравнительно хорошо выносит действие щелочи.

Следовательно, по своей природе растительное волокно совершенно противоположно животному волокну. Но так же, как животное волокно, растительное чрезвычайно жадно впитывает воду и под действием воды набухает; при этом шерсть и шелк после продолжительного набухания обыкновенно возвращаются в свое прежнее состояние, если при этом не было повышенной температуры, а растительное волокно в прежнее состояние может и не возвращаться. Создается поглощение воды, ведущее к гидратации волокна, а гидратация ведет за собой превращение белкового вещества волокна — целлулозы — в новое вещество — в гидроцеллулозу и оксицеллулозу. Гидроцеллулоза и оксицеллулоза при высыхании делаются настолько непрочными, что их можно стереть в порошок. Это явление мы обыкновенно и наблюдаем среди археологических тканей.

Очень часто мы имеем текстильные вещи в уже окрашенном виде. Естественно, нас должно заинтересовать, чем и как их красят и как это отражается на волокне. Всякие коллоиды, к числу которых принадлежит и волокно любой ткани, с необычайной жадностью способны усваивать жидкости, с которыми они соприкасаются. Эти жидкости могут осаждать из своего состава то или иные вещества, прочно усваиваемые волокном. Если мы шерстяное волокно опустим в какую-то окрашенную жидкость, т. е. красильный раствор, как это принято говорить, по существу тоже коллоидальный, то волокно известное количество этой краски усвоит. Но поскольку волокно животное и растительное различно относятся к кислотам и щелочам, то, естественно, один краски хорошо усваиваются животным волокном, а другие — растительным, смотря потому, будут ли краски кислотными или щелочными по своей природе и по способу обработки.

Поэтому, если мы имеем какой-то текстильный, подлежащий обработке объект, то мы должны, прежде всего исследовать, какова природа его волокна; тогда можно предполагать, как и чем это волокно может быть окрашено, а затем можно судить и о том, какие меры реставрации к подобного рода волокну следует применить.

Кажется нет такого вещества, которым бы человек не пробовал красить волокно. Издавна человек красил волокно травой, ягодами (такие краски из ягод применяются в быту и до сих пор). Так, например, исторически известно, что в эпоху завоевания Галлия римлянами, т. е. в первом веке до н. э., черника употреблялась для окраски одежды рабов. Производилось повсюду крашение ягодами черной смородины, луком, соком свеклы, моркови, корой растений и т. д. Красили ицветными землями, окислами металлов и т. п.

Было высказано мнение, что для того, чтобы грубая минеральная краска, с которой вероятно началось крашение, держалась и была достаточно прочной, в древности ее соединяли с каким-нибудь клеящим веществом. Однако существуют способы крашения такими красками без всяких клеящих веществ. Эту простую и убедительную методику в недавнее время в целях современного промышленного крашения разработал проф. Ильинский, который дал образцы подобного крашения в заводском масштабе.

В работах Института археологической технологии встретились чрезвычайно интересные примеры такого крашения минеральными красителями при изучении материалов экспедиции Козлова. Среди материалов оказался тончайший шелковый тюль такой высокой выработки, какую сейчас очень трудно себе даже представить; этот тюль был окрашен в яркокрасную краску. При неоднократно повторенном анализе мы установили, что это киноварь (т. е. сернистая ртуть). Употребление киновари для текстиля вообще неизвестно, потому что при крашении текстиля: необходимо красящее вещество, способное к чрезвычайно тонкому, коллоидальному растворению, чего киноварь не дает. Между тем, факт применения киновари безусловен. Каким образом эта киноварь была применена, остается неизвестным.

Таким образом, древнейшей формой крашения могло быть нанесение минеральной краски без применения клеящих веществ, наравне с формой крашения ягодами и т. п. способами. Краски растительные, которые способны давать чрезвычайно тонкие растворы, конечно, имеют больше оснований для распространения, чем минеральные краски.

Крашение растительными красками из цветов и ягод очень красиво, весьма разнообразно, но такая окраска далеко не всегда бывает прочной я сохраняется часто лишь весьма непродолжительное время.

Крашение различными вытяжками из стволов веток и листьев деревьев, кустарников, трав прочнее. Таковы, например, желтые краски, встречающиеся в очень многих растениях, между прочим, в наших широтах с крайнего запада до крайнего востока в виде растений крушины. Крушина дает красящее вещество и в листьях, и в коре, и особенно в ягодах. Ягоды эти несъедобны; при крашении в растворах они дают очень прочный зелено-желтый цвет. Я пробовал производить самыми простыми приемами окраску различных тканей выварками из крушины и получал прекрасные оттенки лимонно-желтого и зеленого цвета. Здесь мы имеем уже и широкую гамму цветов, и доступный материал, и значительную прочность.

Очень широко распространены растения, дающие синюю краску. В тропических странах это — индиго, у нас так называемая вайда. Вайда и различные ее видоизменения дают синюю краску, которая указывает на то, что человек не только хорошо наблюдал, но уже на очень ранних ступенях культуры усвоил сложные химические явления, потому что, если соком этой вайды выкрасите какую-нибудь ткань, то получится только грязно-желтый цвет. Лишь потом он начинает зеленеть и через окисление на воздухе получает синюю окраску необычайной прочности; это так называемый кубовый синий цвет.

Дальнейшую стадию развития крашения мы видим в области применения некоторых красных красок. Самое большое распространение из них имеет окрашивание отваром корней марены, которая встречается в степных местностях Прикаспийской низменности, Малой Азии, Ирана, Ср. Азии, Монголии, Китая и т. д. У нас имеется на севере близкая к ней трава, называемая подмаренник, который содержит то же самое красящее вещество в своих корнях, что и марена.

Во если вы просто окрасите отваром марены ткань без предварительной подготовки, вы получите желтые тона. Для того чтобы получить красную окраску, надо ткань предварительно обработать протравой, т. е. обработать определенными солями, после которых красильный раствор марены на ткани из желтого превращается в красный, вплоть до очень глубоких тонов. Так по алюминиевым квасцам получается яркокрасный или пурпурный цвет, смотря по разным добавкам, по железной протраве — багрово-коричневый, по оловянной — пламенно-красный и т. д.

Ивовый раствор обыкновенно дает буро-красный оттенок. Если же буро-красную ткань положить в железистую болотную воду, то через известный промежуток времени ткань сделается синевато-черной. Происходит соединение растворенного в болотной воде железа с тем дубильным веществом, которое заключается в ивовой или ольховом коре.

Наблюдая все описанные выше явления, человек выработал понемногу совершенно особую и чрезвычайно сложную технологию окраски. Ясно, что способ и материал окраски входят очень существенным элементом природы текстильного объекта.

Итак, при реставрации ткани надо выяснить происхождение волокна, способ обработки волокна, его окраску и т. п. Все это еще усложняется тем, что ткань, благодаря свойствам волокна чрезвычайно чувствительна ко всем физическим и химическим факторам среды, начиная со света и воздуха.

Под действием света как его видимых лучей, так особенно невидимых ультрафиолетовых лучей, самое волокно претерпевает очень сильные изменения. После империалистической войны были подвергнуты детальному изучению некоторые явления, обнаруженные в период войны. Было замечено, что превосходные шерстяные ткани, совсем не поношенные, но находившиеся под более или менее продолжительным действием солнечных лучей, теряли свою прочность. Это явление было подвергнуто изучению в специальных лабораториях в Берлине и в Лондоне.

В последние годы очень интересные наблюдения были произведены и в Москве, в Текстильном институте. Установлено, что солнечный свет систематически понижает крепость любого волокна, и приблизительно после годичного воздействия солнечных лучей на наиболее прочное шерстяное волокло крепость этого волокна падает на 25—30%, без всякого воздействия кислот, щелочей и т. п. Под действием света идет разложение вещества шерсти и, между прочим, освобождение серы, которая, в свою очередь, окисляется и в конечном результате дает серную кислоту, еще больше разрушающую волокно. Если же взять менее стойкое волокно, например, шелковое, то действие солнечных лучей в течение 3 месяцев почти уничтожает шелковую ткань. Солнечные лучи действуют и на растительное волокно, но не в такой мере.

Отсюда вытекает первое правило: при хранении текстильных вещей, каких бы то ни было, их необходимо защищать от действия не только прямых солнечных лучей, но и вообще от сильного света.

Влажность не может не действовать на волокно, поскольку оно вообще склонно набухать и при этом утрачивать присущие ему качества. Влажность, соединенная со светом, увеличивает действие света в колоссальных пропорциях. Были произведены наблюдения над совершенно одинаковыми тканями в Лондоне и в засушливых местностях Индии. В Индии, под экватором, солнечные лучи имеют неизмеримо большую силу, чем в Лондоне, где климат сырой и туманный. Между тем, ткани, помещенные в условиях значительной сухости, изменились в два раза меньше, чем ткани, находящиеся в условиях влажного и сырого климата Англии. Стало быть, не только солнце наносит вред тканям, но особенно комбинация солнечных лучей с влажностью.

Второе правило: защищая ткани от света, не нужно забывать и о защите их от излишней влажности, т. е. следить за режимом помещения.

Температура сама по себе не является разрушителем волокна в какой бы то ни было мере, если к этому не присоединяется и действие сырости. В присутствии влаги низкая температура действует на ткани, раздробляя их механически, вообще же превышение процента допустимой влажности, при недостаточной температуре, способствует развитию микроорганизмов. Не безразлично действие щелочей и кислот, которые могут находиться в водухе в виде сернистого газа, аммиака и т. п.

На шерстяные ткани очень сильное действие оказывают щелочи, на растительное волокно — кислоты.

Следовательно, при хранении тканей надо учитывать и щелочные засорители музейного воздуха и кислотные, а так как нельзя шерстяные ткани хранить отдельно от льняных или каких бы то ни было других, то является общим правилом: следить за чистотой воздуха в хранилищах, где находятся ткани.

В естественных условиях происходит постепенно старение тканей. Они доходят до полного разрушения.

Если обратиться к археологическим вещам, то оказывается, что ткани или какие-то обрывки тканей бывают обнаружены почти исключительно в погребениях и очень редко в городищах. Объяснение очень простое: в городищах ткани находились под действием влаги, солнца и других атмосферных агентов, вследствие чего они истлевали гораздо скорее, чем положенные вместе с покойником в могилу. Земля оказывается лучшим средством сохранения тканей, чем воздух и свет.

Однако в земле ткани подвергаются другим видам разрушения: ткани здесь засоряются, и эти засорители могут действовать на ткани чрезвычайно сильно. Из засорителей прежде всего нужно отметить воду. Вода ведет к набуханию и, кроме того, вызывает своеобразное разложение, так называемый гидролиз. Гидролитическое разложение волокна — самая опасная вещь, которая происходит в земле с тканями, потому, что это разложение уже невозместимо. Гидролиз выделяет из волокна некоторые вещества, и волокно теряет свою прочность.

Далее происходит засорение тканей растворенными в воде солями, соседство с гниющим трупом вызывает пропитывание ткани различными кислотами и щелочами, может быть также загрязнение теми веществами, которые сами по себе не так и вредны, но которые засоряют ткань иногда очень сильно (железо, гуминовые вещества) — вот то, что поражает ткань, находящуюся в земле.

В результате воздействия всех этих реагентов, мы можем получить совершенно черную ткань, в которой невозможно найти следы прежнего цвета.

Итак, приступая к реставрации тканей, особенно археологических, надо иметь в виду все, что происходит с тканями в земле. В результате, перед нами стоит задача, разобраться в которой, кажется, нет никакой возможности, до такой степени сложно действие всех реагентов. Между тем, кое-что сделать вполне возможно.

Если реставрация очень ценных тканей по силам только хорошо оборудованной мастерской, имеющей весьма опытных работников, основательно осведомленных в технологии текстиля, в ее главнейших разделах, то некоторые простейшие работы возможны и при более скромной обстановке, но с одним непременным условием — самой тщательной и неторопливой подготовкой, при точном соблюдении основных правил реставрации и неуклонной записи всех этапов своей работы, с особым вниманием к случаям неудач и сомнительных результатов. Не соблюдая этих правил, лучше не трогать ткань, чтобы совсем не сгубить ее.

Прежде всего, возникает вопрос, как удалить с ткани ту землю и ил, которые почти всегда загрязняют археологическую ткань, и ту пыль, которой пропитываются насквозь ткани, не бывшие в земле. Лучше всего это удаление пыли игрязи производить струей водяного пара. Нельзя все музейные вещи мыть водой, погружая их в эту воду, потому что тогда вы не гарантированы от целого ряда случайностей, как-то потери краски, ослабления волокна и т. д.

Для небольших работ берут цинковый бак, наверху которого делается отверстие с завинченной хорошей каучуковой пробкой для вливания воды. Рядом вделана (заклепыванием, а не припайкой) обыкновенная цинковая или медная трубка, на которую насаживается тонкий резиновый рукав, снабженный стеклянным наконечником. Бак этот наполняется водой и подогревается хотя бы на примусе или на керосинке, если нет электрической плитки. Для предотвращения взрыва при перегреве бака в каучуковую пробку вделывается тонкая стеклянная трубка высотой 75—80 см; при нагревании воды и образования пара в трубке начинает подыматься вода; если она достигает конца трубки, предел нагревания достигнут и нагревание надо ослабить. В результате, получается струя пара под известным давлением, не очень высоким (не более 0,5 атм.). Таким образом, мы обработали очень много вещей с достаточным успехом. Если есть электрический парообразователь, дело, конечно, упрощается.

Прежде чем начать обработку тканей, надо тщательно проверить их с точки зрения сохранности. Самая обработка производится следующим образом. Ткань кладется на фильтровальную бумагу или чистые белые тряпки и обрабатывается струей пара. Грязь очень быстро будет впитываться в подложенную фильтровальную бумагу. Если ткань особенно загрязнена с лицевой стороны, лучше действовать с изнанки. С археологическими тканями надо быть особенно осторожными, так как очень важно возможно лучше удалить все растворимые соединения струей водяного пара; для этого можно взять в качестве подстилки не фильтровальную бумагу, а гигроскопическую вату в виде пласта, завернутого в обыкновенную марлю. Положив обрабатываемую вещь на этот пласт, покрывают ее такой же марлей и только тогда производят обработку паром через марлю. Таким способом мне удавалось очистить самые слабые вещи.

Между прочим, в коллекции Козлова имеется ткань с изображением головы воина. Это первый и единственный портрет подлинного владельца вещи. Ткань в свое время была получена мною из ГАИМК для опытов: она представляла тогда черный, небольшой, совершенно твердый комок. Можно было только весьма приблизительно сказать, что, вероятно, это шерстяная ткань, я, конечно, даже о структуре ткани нельзя было говорить, о каком-либо изображении не могло быть и речи, никогда никто не догадывался, что на этой ткани имеется какая-то вышивка. Этот кусочек был выбран, как совершенно негодный, безнадежный.

Попеременным действием пара и обработкой растворителем (о чем речь дальше) удалось довести вещь до состояния, когда можно видеть прекрасную вышивку, изображающую голову воина; эта вещь составляет своего рода гордость Эрмитажа. Вот чего можно достигнуть в результате тщательной и упорной работы.

Особенно трудным вопросом при очистке тканей является выбор растворителя, способного удалить более прочные засорения.

В простейших случаях растворителем может быть самая обыкновенная вода, иногда — спирт. Чаще приходится обращаться к более сложным растворителям в зависимости от характера засорений. Следует всегда помнить, что природа обрабатываемой вещи диктует свои условия, поэтому какого-нибудь общего универсального средства быть не может.

Вполне естественно прежде всего обратиться к простой воде. Это допустимо, если ткань заведомо прочная, а окраска от воды не сходит. В таких случаях кладут ткань на слегка наклоненный стол, покрытый клеенкой, а поверх ее — чистыми белыми полотенцами. Ткань также лучше прикрыть кисейкой и, смачивая ее губкой с чистой (лучше дистиллированной) водой, тампонируют слегка (поколачивают) ткань, так, чтобы вода смочила ткань, растворила грязь и впиталась в подложенные тряпки. Это делается до тех лор, пока вода, стекающая со стола, не станет чистой. Во время работ надо наблюдать, не появится ли следов краски на белой тряпке; в случае ее появления промывание немедленно прекращают, а ткань высушивают теплой простыней или фильтровальной бумагой.

Очень серьезным является вопрос о допустимости мыла. Оно недопустимо в следующих случаях: 1) если ткань вообще ветха и краска не прочна, 2) если краска линяет от воды, 3) если вода жестка от присутствия растворенной извести, 4) если на ткани есть белые налеты, не растворяющиеся в воде, и, по-видимому, известковые.

Мыло на влажную ткань наносится в виде взбитой пены и так оставляется на некоторое время, потом удаляется водой, как указано выше. Надо постоянно наблюдать, не отходит ли краска от мыла, в случае чего немедленно прекратить действие мыла, сняв его рукой и фильтровальной бумагой, а потом отогнать остатки мыла паром. Мыло берется нейтральное — детское или туалетное, отнюдь не простое хозяйственное, богатое свободными щелочами. Еще лучше взять мыльный корень (Saponaria officinalis), абсолютно свободный от щелочи.

Но лучшее средство, которое можно рекомендовать в качестве растворителя, это тот же водяной пар, который только что был рекомендован для удаления механически приставшей земли, яла, пыли. Не затрагивая, в противоположность воде в жидком состоянии, окраски тканей, водяной пар может быть растворителем и некоторых сложных засорений. Так, им удаляются растворимые соля, некоторые виды клеящих веществ, сахаристые вещества, растворы кислот и щелочей. Но и пар надо употреблять с осторожностью, так как ведь нам иногда совсем не ясна техника нанесения красок объекта и степень их сохранности в настоящий момент. Никогда ни одну вещь нельзя подвергать обработке, не испробовав на маленьком неответственном кусочке, какое действие производит на нее тот или иной растворитель.

Если водяной пар оказался бессильным, надо идти по линии применения химических реактивов, типа углеводородов, для удаления жиров и смол. Из всех растворителей этого типа наиболее доступным и очень сильным является бензин (еще сильнее бензол), конечно, очищенный. Он прекрасно растворяет различные жирные и смолистые загрязнения, не нарушает большинства нормально сохранившихся красок тканей. Тем не менее, в музейной практике мы должны отказаться от применения бензина, потому что он обладает очень большой воспламеняемостью, а смесь его паров с воздухом дает при этом сильный взрыв.

Таким образом, хотя эта работа кажется очень простой и весьма привлекательной, в условиях музея мы должны от нее совершенно отказаться, или же производить на открытом воздухе, вдали от огня. Кроме того, ослабленные краски древней ткани могут поддаться бензину, почему необходимо предварительно сделать пробу.

Следовательно, надо выбрать растворитель, который бы не обладал такой сильной воспламеняемостью. Из всех испытанных мною средств я считаю самым лучшим 4-хлористый углерод (иначе тетрахлоруглерод CCl₄). Это вещество совершенно негорючее: мало того, -его пары способны прекратить горение. 4-хлористый углерод прекрасно растворяет и жиры и смолы. Большинство тех работ, которые мне лично пришлось произвести по удалению загрязнений, между прочим, по очистке знаменитой вышивки с головой воина, были произведены при помощи 4-хлористого углерода после обработки паром, и результаты получились очень хорошие.

Преимущество 4-хлористого углерода состоит в том, что он никак не действует на краски. Краски ткани остаются совершенно незатронутыми.

Но ни один из растворителей, ни одно из химических веществ не обходится без известных отрицательных свойств. Эти отрицательные свойства, к сожалению, присущи и 4-хлористому углероду: если он находится в соприкосновении с водой, а вода всегда содержит хотя бы ничтожные количества активного иона водорода Н°, то от растворителя может отделиться отрицательный ион хлора С1, соединиться с Н° и в результате получится соляная кислота НС1. Поэтому надо принимать меры к тому, чтобы этого не произошло. Такое отщепление ионов хлора происходит на свету, так что следует хранить 4-хлористый углерод не на свету и, по возможности, не в железных банках, так. как в случае ничтожного образования соляной кислоты железо будет быстро разрушаться и окрасит своими окислами волокно. Этот процесс происходит очень медленно, и мне в моей практике этого не пришлось видеть, но теоретически такое отщепление возможно и его надо предотвратить.

Существует ряд веществ, весьма близких и по своему действию, и по своим свойствам к 4-хлористому углероду. К таким веществам, которые можно применять вместо 4-хлористого углерода, принадлежит дихлорэтан. Так как оба вещества сейчас применяются широко в промышленности, то получить их не представляет больших трудностей. Необходимо предупредить, что обильное применение дихлорэтана очень вредно для здоровья.

Употреблять химические растворители нужно после того, как вы произвели обработку тканей водяным паром и высушили их. Слишком продолжительное вымачивание в таком веществе, как 4-хлори-стый углерод или дихлорэтан, вообще не следует производить, в особенности, если мы имеем дело с шерстью, так как растворители при очень продолжительной работе могут извлечь из шерстяного волокна остатки ланолина, содержание которого необходимо для поддержания эластичности волокна. В древних тканях ланолин часто почти отсутствует, почему особенно важно сохранить хотя бы какие-то следы его.

Вообще надо помнить, что музейным работникам приходится обыкновенно иметь дело не с хорошим, целым волокном, которое взято непосредственно с живого растения или животного, а с волокном уже одряхлевшим. Чем старее ткань, тем с большей осторожностью надо применять те или иные растворители, так как количество жиров в шерстяном волокне, как и вообще запас прочности в старой ткани, значительно меньше.

Для извлечения загрязнителей (смол и жиров) мы иногда употребляем аппарат Сокслета. Устройство этого аппарата изображено на схеме (см. стр. 99).

Главную часть его составляет цилиндр с отверстием снизу для входа паров и с отводом их в верхней части для направления в холодильник.

В цилиндр помещают тот предмет, который должен быть обработан. Цилиндр этот внизу соединяется трубкой с колбой, в которую налита растворяющая жидкость. Когда подогревается жидкость на лампочке или на водяной бане, поднимаются пары растворителя из колбы. Выходя в цилиндр, они обрабатывают помещенный там предмет и проходят дальше в холодильник, где вновь получается жидкость, направляющаяся в колбу. При такой обработке ки одна капля растворителя не утрачивается в воздух, что, конечно, чрезвычайно выгодно в смысле экономии.

Второе преимущество подобной обработки заключается в том, что предмет обрабатывается парами, а не погружением в жидкость. Все загрязнения, которые были в данной ткани, собираются в колбу и их можно исследовать, что весьма ценно, так как очень часто нам важно знать, какие именно загрязнители присутствуют в той или мной ткани. Приведу пример из своей практики.

Не так давно нам пришлось обрабатывать одежды с перуанской мумии. Одежды эти являются единственным объектом такого рода в наших музеях. Состояние их было ужасающее. После обработки паром они постепенно размягчились. Но при растворении загрязнителей распространился очень сильный запах ванили. Что это именно ваниль мы утверждать не можем, во всяком случае запах был очень похож. Если бы подобная обработка производилась в аппарате Сокслета и загрязнитель был бы собран в колбу, то тщательный химический анализ позволил бы установить, действительно ли мы имеем дело с ванилью или с каким-либо другим веществом. Присутствие ванили будет являться документом, говорящим о том или ином погребальном ритуале. В данном случае применить аппарат Сокслета было невозможно, так как объект был объемистый, а наша лаборатория большой установки данного типа не имела; так интересная подробность ритуала осталась не исследованной.

Так как природа смолистых или жировых веществ очень различна, то они весьма различно реагируют на те или иные растворители. Следовательно, во многих случаях целесообразно действовать не одним растворителем, а их смесью, рассчитанной на разностороннее действие.

Так, некоторое время тому назад в нашей лаборатории производилась очистка большой партии старинных знамен (из Артиллерийского музея. Эти знамена (времен Крымской войны) были заключены в клеенчатые футляры и хранились в каких-то сырых местах, где клеенка совершенно разложилась и пропитала шелковую ткань знамен почти до самого древка черным липким веществом. Ни один из растворителей, взятых отдельно, не мог растворить вещества, в которое превратилась прозрачная клеенка. Когда же я предложил смесь из целого ряда растворителей, получились прекрасные результаты. Такая смесь содержит: спирт этиловый и амиловый, эфир этиловый, амилацетат, ацетон, бензол и хлороформ. Растворители были взяты в одинаковых частях.

Бывают случаи, когда несмотря на все проведенные работы паром и углеводородными растворителями, ткань все же продолжает оставаться темной. В этих случаях чаще всего ткань бывает засорена окислами железа и гуминовыми веществами. Что касается железных окислов, которые покрывают ткани, то, конечно, есть средства, которыми можно их растворить, но большая часть этих средств весьма пагубно действует и на самую ткань. Прекрасно, например, растворяет железные окислы щавелевая кислота, но щавелевая кислота сильно действует на волокно. Поэтому приходится чрезвычайно осторожно подходить к удалению рыжих или черных засорений, идущих от железа.

Мною были предприняты большие опыты по удалению железных окислов. Было произведено около 3000 наблюдений и оказалось, что наибольший эффект и в то же время наименьшее действие на большинство древних красок мы получаем при обработке лимонной кислотой. Лимонная кислота переводит железные окислы в лимоннокислое железо, растворимое в воде, вследствие чего оно может быть отогнано с ткани струей пара. Но и здесь следует помнить, что работу необходимо начинать со слабых концентраций (5—10%).

Что касается гуминовых веществ, то некоторая часть их, тесно связанная с железными засорителями, отходит с последними, однако до сих пор мы еще не имеем такого средства, которое бы удаляло гуминовые вещества без нарушения ткани. Поэтому часть гуминовых засорений остается на ткани.

Когда ткань очищена, она должна быть освобождена от следов всяких химических растворителей, что достигается тщательной отгонкой остатков реактива струей пара.

Весьма часто ветхую ткань было бы желательно закрепить. К сожалению, вполне целесообразных закрепителей для тканей пока рекомендовать нельзя. Если примириться с тем, что ткань потеряет свою эластичность, но сохранит внешний вид, то можно применить тот же желатиновый закрепитель, который был рекомендован и для керамики, и для камня, и для металла. Пульверизируя его, можно получить более тонкий слой.

В Институте археологической технологии в 1937—1938 гг. были проведены тщательные опыты по закреплению волокнистых веществ растворенным шелком. Шелк растворялся в едком натре, затем нейтрализовался уксусной кислотой; в результате получалась масса, которая могла быть растворена в воде. Этой массой пропитывалась шелковая, шерстяная и льняная ткани. Результаты получились весьма благоприятные: ткань не меняла ни своей окраски, ни своей поверхности, ни своего грифа (наощупь), но долговечность закрепителя еще не испытана, так что рекомендовать такого рода закрепления пока еще нельзя. Опыты были преждевременно прерваны.

Встречаются указания относительно возможности закрепления тканей препаратами целлюлозы. Но дело в том, что целлюлоза делает ткань жесткой, вследствие чего никакого преимущества перед закреплением желатином не имеет. К тому же долговечность желатина испробована, тогда как долговечность целлюлозы нам неизвестна. О разных патентованных закрепителях, состав которых остается неизвестным я не считаю возможным говорить.